Часть 2. «Скучная работа»
Никогда не опаздывай спасать,
звездоход…
Следующий пласт кратовских воспоминаний приходится на злосчастную экспедицию на планету Псамма. Малоинтересный, песчаный мир со скудной фауной и практически никакой флорой обещал работу нудную и рутинную. Молодой драйвер Константин Кратов застрял на Псамме в составе крошечной миссии из четырёх человек и изнывал от скуки. Картограф экспедиции мерил барханы песка, воркуя над своими датчиками, экзобиолог мирно препарировал заурядных инсектоидов, и только драйверу Кратову делать на планете было нечего. Его работа начнётся, когда корабль миссии оторвётся от грунта и потянется к звёздам, но команды на взлёт всё не было. Четвёртый участник экспедиции – ксенолог Варданов – упорно не спешил давать своё заключение о неразумности имеющихся на планете видов.
Подробный рассказ о драматических событиях на ПсаммеЭто было первое столкновение ещё неопытного звездохода Константина с работой ксенологов – специалистов, занимающихся контактами с другими разумными расами космоса. До тех пор, пока такой вот ксенолог не даст официального заключения об отсутствии разума на вновь открытой планете, все её мошки, все стрелохвосты, равноноги и прочие пчёлы по умолчанию считаются разумными. А если планета заселена чужим разумным видом… По Уставу Галактического Братства никакая колонизация, никакая исследовательская деятельность на такой планете разрешена быть не может.
Сами видите, работа эта важная и кропотливая. А уж когда её делает такой зануда и педант, как Сергей Варданов, то всем вокруг делается тошно. Двое старших участников миссии, опытные звездоходы, уже приноровились к капризам ксенологов и воспринимали их стоически, и только молодой Костя пытался бунтовать против мелочного исполнения обременительных инструкций, впрочем, тщетно. Некоторые странности орбиты Псаммы – а точнее её полная атипичность – заставляли искать на планете разум особенно тщательно. И ксенолог искал. «Вот кем бы я никогда не хотел стать, так это ксенологом. Не работа, а сплошная оглядка. Как бы кому хвост не прищемить» – думал Кратов и продолжал скучать.
События сорвались с места в карьер совершенно неожиданно.
Получив наконец задание отловить для подробного исследования местную серую пчелу – о, крайне нежно и бережно! как величайшую ценность! – Кратов совершенно неожиданно столкнулся с активным противодействием всего Роя. Удирая от крылатых преследователей, теряя ориентировку в песках и разломав гусеницами вездехода подземный Улей, Константин от души возблагодарил педантичную Инструкцию за надетый на него скафандр высшей защиты. И хотя пчела была всё же доставлена на борт, тщательно исследована и официально признана неразумной, но бешеная и исступлённая атака Роя уже на сам корабль не прекращалась. Все каналы связи и изолирующие поля оказались неведомо как блокированы, беззащитный экзобиолог кем-то зверски убит прямо в своей каюте, а картограф застрял где-то в песках и оставался не в курсе происходящего, докричаться до него никакой возможности не было.
Варданов и Кратов вдвоём оказались пленниками своего корабля и роковой ошибки, совершённой ксенологом.
…Конечно, разум на планете Псамма был. Другой вопрос, что оказался он совершенно нетипичным…
После того как расстроенный ксенолог самоустранился, драйвер миссии Константин Кратов, парень младенческого для своей цивилизации возраста - двадцати трёх лет - остался один перед выбором: или он бездействует (а хоть и немедленно взлетает – невелика разница!), в результате чего картограф экспедиции будет неизбежно убит взбесившейся фауной планеты, или же он пытается расчистить пространство вокруг корабля и начинает стрелять. В том числе и в разумных.
Кратов выбрал, да.
Когда в конце-концов корабль, на котором находилось только двое живых членов экипажа – или целых двое мёртвых? – попытался оторваться от песков, он не смог этого сделать. До тех пор, пока единственная «неразумная» пчела-заложник оставалась на борту, Рой удерживал космический корабль с той же лёгкостью, с какой корректировал орбиту собственной планеты.
Итак, что мы имеем здесь?
Короткую, остросюжетную, очень насыщенную повесть, буквально на шестьдесят страниц, в основе которой лежит сложный морально-этический конфликт. Очень убедительно-атмосферную. Очень яркую и запоминающуюся.
И мы имеем героя. Не рыцаря без страха и упрёка, не привычного уже – госсподи прости! – мага немеряных и неизвестных способностей, гарцующего на лукавом поле волшебного фэнтези. Мы имеем неглупого и совестливого парня, брошенного судьбой в цейтнот между двумя неверными ответами на поле твёрдой НФ. Мы видим то решение, которое он в конце концов принял, и нам нечего ему возразить. Нечего. К тому же нам, детям жестокого и подлого века, никогда не понять в полной мере, что это значит для совести – одному разумному существу стрелять в другое такое же. Нам это не дано, увы.
Злополучная экспедиция на Псамму стала притчей во языцех практической ксенологии. Она вошла в историю как «Псаммийский инцидент». И туда же попал «драйвер К.», который «рискнул ржавым тесаком интуиции разрубить гордиев узел межрасового конфликта»…
Категория части:
«Он оставил меня одного. Но он совершенно уверен, что спустя какое-то время я тоже смалодушничаю, сдамся и последую за ним. А в награду он продемонстрирует мне нечто, по его мнению, важное. Поделится ещё каким-нибудь бесценным, на его взгляд, знанием. А потом мы заточим себя в собственных кельях, отныне не имея сил видеть друг друга… Между тем Рой будет травить Маони сворой клешнястых краснопанцирных псов… Но малодушие ли это? И что важнее – одна-единственная человеческая жизнь или репутация всего человечества в глазах этого самого Роя? В мириадах самоцветных фасеточных глаз?.. Варданов сделал свой выбор. А я?! Что важнее лично для меня, простого драйвера, не обременённого жизненным опытом, не укрепившегося по молодости ни в убеждениях, ни в заблуждениях? И даже не связанного никакими инструкциями и Кодексами? Может быть, истинное мужество именно в том и состоит, чтобы подняться и уйти подальше от соблазнов разрубить все наличные гордиевы узлы мечом… или, что, в общем, то же самое, фогратором. А поддаться соблазну, ухватиться за фогратор и пустить его в ход – как раз самое постыдное малодушие… Так, что ли, диктуют нам человеческие зрелость и мудрость? А если мне одинаково отвратительны оба выхода из этого тупика, как тогда быть?!»
[продолжение следует]